Президент России Владимир Путин поручил, чтобы все медики, работающие с COVID-19, получили дополнительные выплаты. В Хабаровском крае стимулирующие выплаты сделаны, но, как оказалось, не до всех медработников деньги дошли, либо дошли, но гораздо в меньших объёмах. О ситуации с выплатами, проблеме оплаты труда и её решении, а также отношении к врачам — интервью члена регионального штаба ОНФ, доктора медицинских наук, профессора Салавата Сулейманова.

Президент России Владимир Путин поручил, чтобы все медики, работающие с COVID-19, получили дополнительные выплаты до 15 мая. На этой неделе президент проверяет, как регионы исполнили поручение. В Хабаровском крае стимулирующие выплаты сделаны. Во всяком случае, так было сказано в инстаграм-аккаунте губернатора.

Однако не все медработники с этим согласны: до некоторых деньги так и не дошли, или дошли, но гораздо в меньших объёмах. Почему это произошло? Это частный случай, или системная ошибка? Доля тех, кто не получил деньги всё-таки меньше, чем тех, кто получил. Или нет? Может быть такое, что врачи просто не говорят о том, что чего-то не получили? Если да, то почему? Неужели они чего-то боятся? Проконтролировать выплаты в регионах Владимир Путин также поручил Общероссийскому народному фронту. В студии программы «Смотри Хабаровск» — член регионального штаба ОНФ, доктор медицинских наук, профессор Салават Сулейманов.

Появляются комментарии, в частности, по скорой помощи, что деньги дошли не до всех: «Завтра пойду в прокуратуру писать заявление». Появилась информация, что по поводу обращения также будут проводиться проверки действия или бездействия властей. Вот есть такая проблема, вы знаете об этом, вам поступают такие [жалобы]?

К сожалению, и в региональный штаб Общероссийского народного фронта тоже поступает такого рода информация. И мы занимаемся этой проблемой. Но проблема очень деликатная. Те, кто доведены до крайности - они готовы заявить, написать, и даже присылают письма. Часть писем - она обезличена, она анонимная.

В частности, по конкретным случаям: слышали именно про проблемы «скорой»?

Конечно, и большая часть обращений у нас, если не сказать, что 99,9 % — это обращение со скорой помощи.

Какого рода они? О чем?

Люди считают, что им не доплатили, причём, серьёзно не доплатили. Есть те, кто говорит, что у них вообще никаких начислений нет. Во всём этом, конечно же, надо разбираться. Попадают ли те люди, которые предъявляют такого рода претензии, под категории, которые прописаны в постановлении правительства и постановлениях правительства Хабаровского края. А если они не прописаны, то тоже — почему? То есть, это должна быть очень серьёзная аналитическая работа.

Где не доплатили, заплатили мало, но не всё — здесь проще. Есть постановление дополнительно, после замечания президента — изъять сомнительный пункт [за фактически отработанное время]. Потому что здесь такая двоякая формулировка «фактически отработанное время». Это сколько минут ты был с пациентом, или это всё-таки смена, на которую ты пришёл? Всё должно быть прописано так, чтобы не допускать никаких двояких смыслов, и чтобы исполнители делали так, как сказал президент.

Сейчас это вроде сделано. Но со сроками [вопросы]. Премьер-министр говорит, что понедельник-вторник сроки, а на встрече с коллективами подстанций скорой помощи в городе Хабаровске представители руководства говорили, что течение недели. Либо они поправятся, и они уже заплатили (но мы пока такой информации не имеем), либо всё-таки опять не будет исполнено.

При этом было разъяснение из федерального Минздрава с просьбой пересчитать, взять на личный контроль глав региональных ведомств, которые ответственны за здравоохранение. Тем не менее, такое возникло. Я тоже размышлял: как это — «за фактически отработанное время»? По большому счёту, врачи должны получать деньги за риск, за ситуацию, в которой находятся. По большому счёту, это за саму обстановку доплата.

Безусловно, я абсолютно с вами согласен, что речь не идёт о том, сколько минут, часов ты находился в потенциально опасной зоне и работал с вероятным источником инфекции. Речь идёт вообще работе в этой ситуации. Но документ любого уровня должен быть прописан так, чтобы там всё было чётко и ясно прописано. Когда появились постановления, я, как и все медицинские работники, радовался за коллег — что повышенный риск [на работе], и они сейчас за это получат соответствующую плату. Но, когда я начал читать эти документы…

Президент сказал, а дальше следующий механизм: готовится постановление правительства, оно расписывает, как посчитать объём необходимых средств, кому какие выплаты. Вот 415-е постановление было 2 апреля, затем 484-е — 12 апреля. Сам факт появления двух постановлений за такой короткий промежуток времени уже подтверждает то, что первый документ уже не соответствовал тем требованиям, которые предъявил президент к уровню оплаты, форме.

В медицинской среде определенное непонимание: как же так? Президент говорит выплатить, называет конкретные суммы. Почему какие-то конкретные больницы говорят: «А мне нужно проконсультироваться где-то с кем-то»? Почему такое расхождение происходит?

Я думаю, что, как только появляется документ, его необходимо проработать тщательным образом. Если появляются вопросы у исполнительных организаций, как документ исполнить, то по обратной связи информация должна уходить. Не ждать, когда люди возмутятся и скажут: «Обождите, нам же президент обещал вот такие суммы, а вы нам какие выплачиваете?!» и только тогда начинать процесс. Мы запаздываем с реакцией.

Почему нужно выплачивать, а потом только ждать, что люди начнут возмущаться? Президент же не просто так произнес фразу: «Не надо экономить на этом».

Я думаю, что не просто так единичные жалобы появились. Это массовые жалобы. Если президент начинает реагировать, надо понимать, что ситуация доведена до определенного уровня и дальше уже нельзя. И когда главы регионов начинают докладывать: «мы уже исполнили», а люди говорят: «извините, это вы про кого?», возникает вопрос доверия. Это один из основных вопросов.

То, о чём мы с вами говорим, это вопрос открытости власти, открытости документов, принятия решений и вопрос доверия тех, ради кого эти документы пишут. Совершенно неслучайно Народному фронту опять поручают проконтролировать степень контроля за исполнением президентских указаний. Настолько сейчас возросла важность всего этого дела, что ОНФ вновь подключается к этой работе.

Как посчитать, сколько нужно денег? Это же не абстрактная сумма?

В постановлении формулы приведены, как надо посчитать. Очень интересно смотреть на эти документы, вникать. Там всё расписано: формулы, буквы, символы — и дальше расшифровка, что они обозначают. Количество врачей, количество средних медицинских работников и так далее. Всё это просчитывается, и в завершении написано, что вопросы доведения вот этих средств до конкретных исполнителей возлагаются на медицинскую организацию, которая должна разработать и принять локальный акт, согласованный с органом управления здравоохранением региона.

На практике это что обозначает?

Это значит, что больница должна расписать, какие отделения, какие специалисты, сколько должны получить. Это всё должно быть согласовано с министерством здравоохранения региона. Это должно быть доступно вот тому человеку, конкретному специалисту, ради которого это всё затеяли.

С вашей точки зрения, кто должен иметь право на получение денег?

Я думаю, что все, кто работает в медицинских организациях и так или иначе задействованы в системе. Кстати, в постановлениях так и написано — в профилактике заболевания COVID-19. Вот все эти люди, начиная от главного врача, который ходит по больнице, управляет процессом, и заканчивая техническими работниками — санитарками, уборщиками, теми, кто занимается утилизацией отходов. Все они должны попадать под категорию людей, которые защищены финансово в условиях такого рода инфекций.

Все ли медицинские организации, поликлиники – должны?

По логике, цепочка прослеживается. Всегда можно посмотреть и определить, кто работал с данным конкретным пациентом, это не сложно. Но это лишние хлопоты. В постановлении написано так, что вроде бы, они сбоку, они не являются участниками этого процесса, и денег не получат. Но сейчас все недоработки выявляются и по принципу обратной связи в центр должны идти.

Для тех, кто не попал в систему оплаты по постановлению правительства Российской Федерации, у нас на территории Хабаровского края и на других территориях (кстати сказать, это в постановлениях правительства предусмотрено) должны быть разработаны региональные меры. В Хабаровском крае такое постановление тоже есть, где расписаны очень подробно категории, не вошедшие в постановление российское, всё это там расписано. Но надо к документу ещё и прилагать голову. Его надо исполнять творчески. Вот там расписано, кто попадает в эти категории — всех учитывать. И раз люди говорят, что нас обошли, то надо посмотреть, попадают они в эту категорию или не попадают. Если не попадают, то опять же, почему?

Мы с вами рассуждаем сейчас, что, по логике вещей, люди должны получать деньги. Но мы сами ещё одну вещь не затронули. Хорошо: вот сегодня все силы сосредоточены на оказание помощи пострадавшим от COVID. Врачей откуда взяли? Они к нам что, с Луны прилетели дополнительно? У нас волонтеры из числа студентов. Значит, нагрузка на врачей, которые ведут приёмы людей без COVID, возрастает. А они за ту же самую зарплату должны работать? Или они тоже должны получить?

Мы с вами затрагиваем огромный круг проблем, которые не прописаны, решение которых не прописано, о которых пока не говорят. Но будут говорить. Потому что люди узнают, и они говорят: «Подождите. Мы работаем в той же атмосфере. Да, мы не соприкасаемся постоянно с больными, но на нас сегодня столько дополнительной нагрузки легло, что мы тоже хотели, вообще-то говоря, получить какую-то компенсацию, справедливое финансовое обеспечение».

Общее такое недовольство может вылиться не только на самих врачей, которые не получают, но и на пациентов.

Дело в том, что претензии к врачам не всегда обоснованы. Но я не хочу защищать своих коллег, просто оголтело — «они всегда правы». Нет, конечно. Но в большинстве случаев, конечно же, может пройти тот врач, который не имеет отношения к тому приёму, которой ведётся. Пациент — человек, и врач — человек. Есть чисто человеческое — усталость от повседневного. Это же не разово: то, что сегодня случилось, а завтра разрулилось. Мы уже сколько живём в этой обстановке? Мы говорили ведь и раньше, что у нас не хватает врачей, и что у нас нагрузка на врача непомерная. Об этом практически весь прошлый год говорил президент Российской Федерации. Вспомните дискуссии по первичному звену. Это как раз та самая «первичка» — то, где первый контакт. Только начали, прикоснулись к очередному этапу реформирования, улучшения — и тут COVID. Но ведь там же ничего не изменилось ещё. Значит, там стало еще хуже.

В большинстве своем, врачи не говорят о том, что есть проблемы?

Врачи — они вообще психологически народ очень терпеливый. И потом, есть ещё некоторая корпоративность. Эта проблема внутри лечебного учреждения: там обсуждается, и не хочется выдавать эту информацию. Иногда хочется, но боязно — и такое тоже присутствует. Ко мне из района как-то позвонили, и говорят: «Почему мы продолжаем работать, как будто ничего не было?” Я говорю: «Ну, обратитесь главному врачу». «Мы обращались», — отвечают. Я говорю: «Напишите». «Да вы что?! А где потом работать?», — говорят. Это не придуманная история. Но ведь и я, будучи членом штаба регионального ОНФ, не могу просто так сказать: «А вот там плохо». Мне нужен фактический материал, мне нужно сослаться на кого-то. Я не могу сослаться на этого человека, потому что я его просто подставлю.

Есть и то, и другое. Есть нежелание выносить сор из избы, потому что это вроде как наши, медицинские проблемы. Есть некоторые опасения за своё будущее профессиональное. Тем более, что всегда можно найти примеры, когда люди, которые высказывали свою собственную точку зрения или пытались её отстаивать, через некоторое время даже наш регион покинули. И такие примеры тоже есть.

У нас люди — понимающие очень, и поэтому-то, о чём мы говорили: они ждут до последнего, пока уже не наступает край. Вот скорая помощь. Почему они обратились, только когда тебе вообще не выплачивают или когда тебе выплачивают меньшие суммы по сравнению с тем, что обещано? Ну конечно, люди будут возмущаться. Но опять же они возмущаются у себя в коллективе. Только потом начинает это выплескиваться. И вот вчера [это уже] в эфире, и даже «Комсомольская правда» уже написала об этих проблемах. Естественно, и ОНФ задействовано в этом процессе. Мы пытаемся проверить, пытаемся выйти на разговор. У нас же нет, так сказать, официальной приёмной, куда мы рекламируем приходить. Хотя, наверное, очень надо. Я разговаривал в штабе, что нужно всё-таки обозначить телефоны, по которым можно звонить, обращаться, с сохранением приватности обращения.

Как иначе исправлять проблему, когда о ней говорить боятся? Проблему нельзя обозначить. Вам можно позвонить, но если отправить анонимное обращение к вам, то дальше вы как с ним поступите?

Я хотел бы обратить ваше внимание на очень важный момент. Люди готовы тебе открываться, когда доверяют организации, когда уверены в её силе, что она защитит. ОНФ зарабатывает этот авторитет. Но общественные организации у нас, к сожалению, подрастеряли возможности коммуницировать с людьми на основе доверия. Потому что народ видит, что обращения не всегда решаются в пользу тех, кто обратился. Я не хочу сказать, что это везде так. Есть великолепные организации, отстаивающие интересы. Одна из общественных организаций — профессиональный союз. Расскажите мне сейчас о мощных профсоюзах, которые есть?..

Вы говорите о доверии. Почему вам можно доверять? ОНФ что дальше делает?

Считается, что ОНФ это все-таки структура, которая создана, по сути дела, по указанию президента. Позиционируется как структура, работающая на решение вопросов, уменьшающее напряженность в обществе, в чём очень заинтересован президент Российской Федерации.

Вот эти посылы оплаты медицинским работником в связи с работой в сложных условиях. Ведь его комментарии, которые прозвучали — это не просто так. Значит, создана такая атмосфера, повысился градус внутри медицинского сообщества, задействованного в оказании медицинской помощи, что президент об этом знает. Представьте себе: президент знает о какой-то медицинской проблеме, но это не медицинская проблема, это проблема общества.

Если в «Коммунарке» хорошо известной возникла проблема оплаты, и там говорят: «Нет, мы своим платим, а эти [сотрудники] у нас на аутсорсинге работают», — то какая разница? Они тоже оказывают эту помощь — на аутсорсинге или они у вас в штате записаны. Но уж если в таком лечебном заведении возникла проблема, пообещали быстро решить. А потом посыпалось [то же самое] из регионов.

Мы с вами вообще не говорим о том, что медицинские работники, те, кто работает в инфекционных госпиталях, кто работает с этими пациентами. Там ведь и заболеваемость очень высокая, там ведь и смертность. В интернете вы можете почитать фамилии медицинских работников, ушедших из жизни. И когда говорят: «Вы знаете, у него там сердечные заболевания»… Подождите, а мотивом, спусковым крючком что послужило? Послужила инфекция.

Мы привыкли говорить о том, что если COVID, то это потом пневмония. Ничего подобного, не только пневмония. Сегодня доказано, что идёт полиорганная недостаточность (болезнь, которая представляет собой сложное патологическое состояние человека, особенность течения обусловлена дисфункцией 1 или 2 органов человека. В 80 % случаях болезнь приводит к высокой смертности — прим. ред.), нарушение кровотока, множественные образования тромбов. Помните, когда первая пациентка с вирусом умирает и не попадает в статистику, это объясняют, что у неё тромб. Он почему появился? Предполагается, что это как раз всё самое, что связано с развитием инфекции. Это тот физиологический процесс, который запускается в организме.

Это огромный риск сегодня у медицинских работников. Медики вообще всегда работают в зоне риска, мы просто это не оценивали. Вернее, медики оценивали, а общество не оценивало. Особенно последние годы было модно даже критиковать медицину. Есть, что критиковать. Вне всякого сомнения, мы, работающие в этой системе, сами понимаем, что у нас масса недостатков. Но, тем не менее, превращать медицинского работника в некоего врага… А многие постарались, особенно представители следственных органов, а журналисты это озвучили. И где грань между медицинской ошибкой и преступной халатностью? Очень много у нас таких случаев. Отношение к медикам очень сильно менялось со временем — от очень положительного до такого неприятия людей в белых халатах. Все это серьёзная проблема, это всё влияет на психологию медицинских работников.

Вы говорили, что отношение к врачу сейчас выравнивается. Как думаете, это временное явление?

Мне бы очень хотелось, чтобы это было начало нового пути к осмыслению, кто такой врач общества. Его оценки не только психологической, но и в том числе финансовой. И чтобы врач получал достойную зарплату. И не только врач, но и медицинская сестра, и санитарка. Чтобы не надо было никому ухищряться, сокращать и переводить из категории медицинских работников технический персонал, дабы повысить за счёт фонда заработной платы [зарплату] оставшимся медицинским работникам.

Вот эти хитрости не нужны. Понимают это все, все видят, этого не должно быть, и мне бы очень хотелось, чтобы тот позитив, который сейчас есть в отношении медицинских работников — они защитники, они на фронте, на передовой — чтобы это сохранилось. Потому что мы сегодня говорим об одном виде инфекции, а вообще-то медицинские работники находятся в этой атмосфере постоянно.

^{* Материал подготовлен на основе записи программы «Смотри Хабаровск», вышедшей в эфире телеканала «Хабаровск» 19 мая 2020 года.}