Павел Бальский — владелец 75% акций завода «Амурсталь». В проекте «Прямая речь» на телеканале «Хабаровск» он рассказал о том, почему политика и бизнес — вещи несовместимые, про будущее завода «Амурсталь», о пропавших двух миллиардах и будущем рабочих.

Про рейдерский захват

Я читаю периодически телеграм-каналы этих людей. И как правильно назвать этих людей? Они абсолютно безграмотны или просто пытаются создать общий негативный фон. Ну, потому что это глупо. До покупки контроля у меня было 50 % с первого дня в этом заводе. Я повторюсь: имущественный комплекс завода «Амурсталь» был куплен нами на торгах, которые состоялись 27 января 2017 года. Купила компания «ТОРЭКС», в которой доли распределялись следующим образом: 50 % было у меня, 25 — у [Ларисы] Стародубовой и 25 — у господина [Николая] Мистрюкова. То есть мы вместе покупали с торгов имущественный комплекс. Там были заложены мои активы, земля, офисные здания, мои личные поручительства, и порядка 630 миллионов моих личных займов, с моей стороны.

Поэтому говорить о том, что я рейдер, в отличие от госпожи Стародубовой и Мистрюкова, которые в этот бизнес кроме своих поручительств не дали ничего… Я слышал несколько раз выступление пресс-секретаря господина Фургала, нашего бывшего секретаря завода [Надежды] Томченко. Я слышал её выступление, что госпожа Стародубова дала своё поручительство, чтобы нам выдали кредит. Но если кто-то, когда-то, что-то получал в банках, то они понимают, что человек, у которого доход в год составляет, по-моему, два или три миллиона рублей за кредит на два миллиарда — это не самый лучший поручитель, который есть. Но он есть. Наверное, всё-таки была другая причина, по которой госпожа Стародубова дала своё поручительство.

Кстати, я могу сказать, что за этот же кредит есть поручительство господина Фургала, который поручился также, как и мы все, за выдачу этого кредита. Наверное, это Сергей Иванович должен знать ответственность свою и законность действий, будучи депутатом. Я бизнесмен. Мне было без разницы. Для меня он был не депутатом Госдумы, а был Сергей Иванович. Имел он право или нет, это на его совести.

Я, как бизнес-партнёр, не нарушаю закон, если господин Фургал подписывает поручительство в банке. Для меня он физлицо — Сергей Иванович Фургал. То, что он при этот депутат, это он должен понимать — имел он право это делать или не имел заниматься коммерческой деятельностью, давать поручительства и всё прочее.

При этом Ларису Павловну [Стародубову] я видел один раз — у нас в офисе в Москве, когда она приезжала подписать нотариальные документы. Мы поздоровались, и она уехала. У меня никогда не было её телефона, у нас в офисе есть какой-то её электронный адрес и, соответственно, она нам пишет письма тоже на электронный адрес. С Николаем Владимировичем Мистрюковым мы виделись пять раз. Я, кажется, даже могу их все перечислить. Это когда он приезжал в феврале 2017 года ко мне в офис, потом я приехал в Хабаровск весной — мы ездили на завод, потом я прилетел на Восточный экономический форум в 17-м году, потом мы приезжали совместно с китайской делегацией в начале 18-го года — я, Сергей Иванович и Николай Владимирович вместе возили китайцев на завод. Последний раз я его видел в 2018 году на Восточном форуме, всё, больше не видел. А так все переговоры всегда вёл только Сергей Иванович [Фургал].

 

«Меня просто выдавливали из бизнеса»

Знать [что произойдёт дальше] ни мы, ни они не знали. Но опасения в той деятельности, которая есть, не раз высказывали мои юристы в письмах. Если будет необходимо, мы предоставим все схемы рабочие, которые предлагались со стороны хабаровских акционеров, которые вызывали большое сомнение у моих юристов. Мы высказывали эти сомнения, пока у нас был диалог. Тем не менее, в феврале 2019 года из банков и им, и нам пришли сообщения, что пришли решения суда. Решение суда было в пользу, если я правильно выражаюсь, департамента экономической безопасности МВД России, который подал в суд за разрешением к доступу к счетам не только банков, которые нас финансировали и кредитовали, а вообще по всем банкам, где «TОРЭКС», или «Торэкс-Хабаровск» открывали счета. С формулировкой «в рамках расследования о незаконном возмещении НДС и неуплате налогов». Вот с такими формулировками это было ещё в феврале 2019 года. И мы знали об этом, и знали об этом наши хабаровские партнёры.

Раз в феврале запрашивались наши счета, движения по счетам, значит, у органов есть вопросы. А в феврале, скорее всего, это уже было следствие тех разбирательств, которые они вели.

Как могут быть налоги мелкой крупицей, если нам вменяется на совещании, на котором мы были в министерстве промышленности, порядка 900 миллионов? Там и НДС незаконно возмещённые, и налоги… Это вопрос, который меня тоже очень сильно беспокоит. Но я, к сожалению, до позавчерашнего дня не имел доступа к программе 1С. (программный продукт для автоматизации бухгалтерского и управленческого учётов, экономической и организационной деятельности предприятия — прим. ред.). Она у меня в офисе заработала примерно неделю-полторы назад. Вы же понимаете, за это время проработать информацию за 3 года практически невозможно.

 

Про отключение 1С

Это произошло, по-моему, весной 2018 года — просто нажали кнопку и отключили. Я подавал суды, был в правовом поле. Я пытался сначала вести диалог с господином Фургалом. Потом мы полгода с ним не разговаривали. С февраля 2018 был достаточно резкий с ним разговор, он приезжал ко мне в офис. И после этого до лета 2018 мы с ним не общались. Вот как раз тогда нам и отключили 1С. О чём был разговор? О деньгах, конечно. У бизнесменов о чём может быть разговор?

Пока был тяжёлый 2017 год, мы действительно работали плотно, одной командой. И действительно — и нами, и ими была проделана большая работа. Не могу сказать, что работу делал только я. Конечно, мы работали все вместе. «Жадность порождает бедность» — есть такая хорошая поговорка. Пока было всё плохо, мы работали, и всё было хорошо. Как только пошли деньги…

Наверное, у каждого человека есть своя планочка, при которой человек ломается. У меня планочки такой не было, слава богу. И я надеюсь, не будет. У них это случилось. Пошли деньги, мы получили первые, достаточно хорошие оборотные средства, начали зарабатывать. Всё. На этом всё случилось.

Мы звонили, ругались, разговаривали. Ничего не происходило. Ничего не подключали. Меня просто «выдавливали» из бизнеса. Это и привело к тому, что в феврале 2019 года мы начали вести переговоры о продаже моей доли, и в мае был подписан нотариальный договор о том, что они в течение трёх месяцев выкупают мою долю. И я уже, честно говоря, был уверен, что это случится. Я планировал инвестировать эти деньги — с банками я уже договорился — на строительство нового завода. Я уже подобрал площадку, поговорил с западными компаниями, поставщиками оборудования. Я планировал, что всё. Я уехал отсюда. Но сделка не состоялась, к сожалению. А может, к радости.

 

О продаже бизнеса

50% моей доли они покупали за 2 миллиарда 700. Я не хотел продавать бизнес, он был очень растущий. В конце мая, уже после подписания нами нотариальных документов, вышло постановление правительства, что с июня вводят квотирование на лом. И в июне цена лома упала, примерно, с 19-20 до 15-16. Административное такое снижение было очень здорово для российского рынка. И я даже помню, что мы с представителем банка РКБ, который хотел профинансировать эту сделку в интересах господина Фургала, обсуждали этот вопрос. Они задавали вопрос: «Почему такая цена? Недорого или дорого?». Я сказал: «Ребят, вы знаете, если бы договор подписывался после выхода этого постановления, я бы цену ниже 3,5 (миллиардов) не опустил».

Хочу отметить, что, когда осенью 2018 года мы вели с Сергеем Ивановичем переговоры о покупке их доли, мне была объявлена цена в 4,5 миллиарда за их 50 %. Но тогда это было очень дорого, и тогда я мог максимум предложить 2 200 (миллионов). Потому что завод только заработал, у нас ещё не было тех показателей, которые, конечно, есть сейчас.

Сделка не состоялась. Я им предложил купить у меня в рассрочку, потому что я был заинтересован. То есть, говорю: «Если банки вас не кредитуют, я готов вас профинансировать, продать свою долю в рассрочку». По тому графику, который мне будет необходим для финансирования уже новой площадки, нового завода. Они сначала не просто заинтересовались. Сергей Иванович прямо радостно сказал, что это отличное решение. Это август-сентябрь 2019 года.

 

Про закрытие кредитов в банках

Про то, что банки закрыли кредиты — это абсолютная ложь, и мы много раз это говорили. У нас есть выбранные линии банков. То есть, например, банк «Открытие» — на тот момент линия порядка 900 миллионов. Была больше, но менеджмент завода нарушил определенные ковенанты (договорные обязательства — прим. ред.) и был закрыт заём. Это нарушало ковенанты с банком «Открытие». Но деньги были на руках у завода.

В тот момент деньги полностью находились на руках у завода, и лучшее тому подтверждение — это выступление на совещании госпожи [Ольги] Бушуровой, нашего финансового директора. Она подтвердила, что 3-4 миллиарда находится у завода. Эта сумма складывалась из 900 миллионов банка «Открытие»; в этот момент КЕП закрыл 350, нам открыл ВТБ 500 миллионов. 350 миллионов — линия «Сбербанка», и миллиард рублей выдал банк МСП на компанию «Скрап Фар Ист» под поручительство завода; 600 миллионов было выдано на компанию «Строитель» — слава богу, не под наше поручительство, там было поручительство гарантийного фонда Хабаровского края. Из этого складывались 3-4 миллиарда рублей. Деньги были в полном объёме.

Мы провели на заводе три дня. По той первичной информации, которую мы собрали, мы понимаем, что деньги систематически с завода выводились. Господин [Сергей] Кузнецов действительно прекрасный производственник, но он абсолютный соглашатель. То есть он подписывал буквально всё, что ему говорили. Сергей Алексеевич [Кузнецов] сейчас уже понял, что его использовали — он подписывал абсолютно всё, что его просили. Даже компания «Скрап Фар Ист»: чужая компания, мы к ней отношения не имеем. Да, к ней имеет отношение Сергей Фургал и госпожа Стародубова. Это компания юридическая изначально, она никогда не занималась ни трендингом, ни продажами, ничем. И если вы посмотрите ей в баланс, я думаю, что года три назад у неё там было 10 копеек и один рабочий. Сейчас у неё там директор господин [Георгий] Гельфер — работник «ТОРЭКС». А с 2018 года доли госпожи Стародубовой и господина Фургала находятся в доверительном управлении. Поэтому говорить о не аффилированности невозможно.

Так вот, эта компания получает деньги в банке под то, что завод по давальческой схеме в течение года на этот миллиард будет производить продукцию, и продукция будет отправляться в Корею, на внутренний рынок. Я не могу сказать, какие там были сделки — надо смотреть по этому году. И при этом завод является поручителем, поскольку, само собой, у компании «Скрап Фар Ист» ничего нет. Я спросил у Сергея Алексеевича: «А как вы могли давать поручительство за компанию, какой нет?» Он мне говорит: «Ну, мне сказали».

Сразу говорю: такие сделки для нас, для завода, невыгодные. Потому что при нормальных сделках, где кредиты делал я от «Открытия», все линии направлены на завод. В этих ситуациях завод имеет собственные средства, завод сам закупает себе металлолом, закупает ферросплавы, сам закупает электроды, сам произвёл, сам продал. Вот в такой ситуации завод зарабатывал от 15 до 16 %. В ситуациях, когда работали с «Скрап Фар Истом» по этим сделкам — мы смотрели — рентабельность завода была от 1,5 до 6 %. По некоторым сделкам была минусовая [прибыль]. В том числе, по сделкам с компанией «Строитель», которая, напомню, опять же аффилирована господином Фургалом. Это компания дочки Ларисы Павловны — госпожи Малофеевой. Поэтому, говорить о том, что денег не было — это ерунда. Деньги были в полном объёме. Просто де-юре они были, а де-факто их не было. То есть эти деньги были выведены.

Сумма задолженности перед заводом у компании «ТОРЕКС» — и это только то, что нашим аудиторам удалось выяснить за три дня — 1 274 594 978 рублей. Мы требуем от них до 3 числа дать нам ответ, когда они начнут график погашения.

Мы зарплату должны платить 28 числа, но мы её платили 27-го. И 27 января в 15:00 по Москве, деньги зашли рабочим на карты. А в 18:00 налоговая служба блокирует нам счёт. То есть 28-го мы бы не выплатили зарплату. Я не знаю, совпадение это дикое или [что-то ещё]. Наши представители поехали к комсомольской замуправляющей, объясняя, что нам надо платить налоги, у нас переговоры с банками, нам надо запускать завод — на заводе 3 тысячи людей. Девушка просто улыбнулась, сказала: «Я же в правовом поле работаю». То есть пока директором был Кузнецов, счёт не блокировался. В день, когда директором стал господин Фрейдин, нам заблокировали счёт. Сутки назад они задолженности были такие же. Счёт, я так знаю, должны были оплатить, по-моему, 19 февраля — 9 дней до этого жили чудесно, а вот 27-го вечером им вдруг захотелось резко [заблокировать]. Мы написали все необходимые письма, надеюсь, что в понедельник-вторник нас услышат и счёт разблокируют. Но я думаю, что они на него никак не ответят или начнут рассказывать про какие-то сверки. А мы обратимся в [правоохранительные] органы с заявлением о том, что просим расследовать это срочно, потому что нам деньги сейчас очень нужны.

 

О компании «Скрап Фар Ист»

Если вы сегодня зайдёте в её баланс, вы увидите, что сейчас у неё активов на 700 миллионов. То есть то, что должен был заработать завод. Под поручительство с лизинговой компанией они имеют целый парк вагонов, который потом дорого сдают нашему же заводу в аренду. То есть они (вагоны) были куплены на те деньги, которые компания заработала на нас и под поручительство перед лизинговой компанией. Если сейчас они «дефолтнут» перед лизинговой компанией, значит, завод должен будет либо выкупить, принять эти обязательства, либо просто эти деньги пропадут и вагоны уйдут. Там также накуплена куча техники и всего прочего. Убыток или неполученная прибыль, которую мы бы получили, если бы завод работал сам — порядка миллиарда рублей, которые завод должен был заработать за прошлый год.

 

Визит на завод

Завод стоит. Я его видел даже в худшем состоянии, чем в 2017 году. Потому что в 2017 году он худо-бедно 6-7 тонн тысяч в месяц выполнял. Сейчас, по-моему, впервые за не знаю сколько лет, печи были выключены. Именно поэтому я пригласил журналистов пройтись по цехам, чтобы нас потом не обвиняли, что это мы остановили завод. Я попросил журналистов снять, в каком виде мы приняли завод. Журналисты засняли пустой склад готовой продукции, пустой склад приёмки лома, пустые цеха и отключенные печи.

 

Зарплаты и «золотые парашюты»

Рабочих сейчас вообще на работе нет. Чего им слоняться по цехам? 2\3 — это оплата от их зарплаты. Мы завезли машинами 680 тонн [лома], с конца недели пойдут вагоны. Мы планируем в ночь с 3 на 4 [марта] уже начинать первую плавку.

Те декларации, о которых господин Фургал постоянно кричит, что завод платит два миллиарда — это абсолютная ложь. Одно дело – ты получил, а что возместили? Через компанию «ТОРЭКС» почти 80 % было возмещено. Деньги, которые поступали в местный бюджет — это да, а НДС возмещался практически весь.

Трое топ-менеджеров, которые ушли, получили 5,6 миллиона рублей при увольнении. Я спросил Сергея Алексеевича [Кузнецова]: «Как же вы могли выплатить 5,6 миллиона рублей 25 числа, когда знали, что 28-го вам нечем платить зарплату людям? Мы выплатили аванс 23 миллиона 750 тысяч. А 5,6 миллиона — это почти 25 % этой суммы — вы выплачиваете троим?». Ну, он мне показал приложение, подписанное в августе 2019 года, что он так согласовал с кем-то из акционеров такие условия. Но ведь я 50-процентный акционер, и я такого не согласовывал. Мы сели вместе: я, он и Григорий Яковлевич [Фрейдин]. И Григорий Яковлевич говорит: «Они ушли по собственному желанию, как можно?» Он (Кузнецов) говорит: «Ну, не важно, по какой причине они ушли». Я говорю: «Судя по вашей логике, если бы они пришли просто пьяные на работу и их уволили, им тоже были бы обязаны выплатить "золотой парашют"». У меня большое сомнение, что эти бумаги были подписаны в августе 2019-го. Я думаю, что мы отдадим их потом на экспертизу, и пускай экспертиза покажет. Там будем смотреть. Сумма большая.  

 

Политика или бизнес: нельзя этим вместе заниматься?

На самом деле, это правда. Потому что из-за этого и произошёл наш последний разрыв с Сергеем Ивановичем [Фургалом]. Нельзя совмещать политическую деятельность, потому что депутаты — это так, говоруны, на мой взгляд. А вот губернатор — это серьёзнейшая работа, это ответственность за людей, за жителей. Это хозяйственная работа. И, насколько я понимаю, заниматься бизнесом, тем более своей на территории — это не совместимо. Я ему сказал: либо ты меня покупай, либо я тебя. Для меня это не совместимо.

Давайте предложим Сергею Ивановичу Фургалу встретиться со мной — я готов прилететь в удобное для него время, и меня, конечно же. Встретиться здесь, в студии, и тет-а-тет поговорить. Я отвечу на все его вопросы и попрошу от него ответить в прямом эфире, для зрителей, на мои вопросы. И тогда посмотрим, кто прав, кто виноват. Я готов. Если губернатор готов, я готов с ним встретиться в эфире и переговорить.

 

О предложении в 25 %

В декабре Григорию Яковлевичу [Фрейдину] позвонил некий юрист Эдуард, который представился, что он адвокат господина Мистрюкова. Он сообщил, что представители семьи Мистрюковых хотели бы продать свою долю. Я понимал, что это, возможно, какая-то провокация. Причём он мне сказал писать какую-то бумагу. Само собой, я ему сказал: «Извините, я вас не знаю, вижу в первый раз, возможно, в последний. Если Наталья (супруга Николая Мистрюкова — прим. ред.) — у неё есть генеральная доверенность — готова продать, я готов с ней разговаривать. Если нет — я никому ничего предлагать не буду, тем более в ситуации, чтобы меня потом обвинили, чёрт знает в чём».

Действительно, через короткое время, Наталья прилетела. Она приехала ко мне в офис, мы поговорили, она действительно подтвердила, что хочет продать. Суммы я не буду пока обсуждать — это наша с ней договорённость. Но, я этого не стесняюсь, деньги действительно заплачены очень большие. Она сказала, что подумает над моим предложением и условием оплаты. Это было 24-25 декабря, предновогодние дни. Я так хорошо помню, потому что буквально 9 января, когда мы появились в первый рабочий день, мне пришли две оферты. В общество по документам они пришли 30 декабря. Оферты были абсолютно зеркальные. Одна оферта была от госпожи Мистрюковой, вторая от госпожи Стародубовой. Они мне предложили купить их доли. При чём, оферты были для меня удивительны, потому что они были сделаны у одного нотариуса, сделаны совместно, цена была — по 1,5 миллиарда за каждую долю. Она была разбита: 1 миллиард 400 тысяч за завод, и по 12 миллионов за какие-то другие компании. Но они были связаны. То есть, там было написано обязательное условие: покупая долю Мистрюковой, я покупаю долю Стародубовой. Покупая долю Стародубовой, я покупаю долю Мистрюковой. Я надеюсь, госпожа Стародубова и Фургал не будут доказывать, что это случайное совпадение. Мы же взрослые люди. Плюс там были невыполнимые условия для банков, потому что требовалось снятие залогов и ещё чего-то. Я гражданин законопослушный: отправил в банк письмо, попросил мнение банка, если я буду входить в сделку, как они отреагируют на эти условия для банка. Банк написал мне, что условия невыполнимые. Дальше я госпоже Мистрюковой и Стародубовой отправил письмо нотариальное на запрет на отчуждение третьим лицам — это определенная формальность, потому что, если я не отвечу, они имеют право продать кому-то. А мне какие-то водители или охранники в партнёрах не нужны.

Дальше Наталья приехала. 29 числа оферта истекала. Наталья мне объяснила, почему была направлена эта оферта: некий господин Роберт, и некий господин Злачевский объяснили ей, что это необходимо для того, чтобы банки успокоить, якобы мы в сделке. Тем не менее, я дождался окончания оферты 29, и 31 мы с ней закрыли сделку. Я купил её одну долю. Мне не нужна вторая доля — зачем? Я рад, что у меня такой партнёр, как Стародубова. Пусть помогает заводу.

Я с ней был в диалоге. А с кем мне разговаривать? С Фургалом? Кому мне звонить? Когда мы получили оферту, остался один человек, с кем мы вели диалог – с Шуховым. Григорий Яковлевич несколько дней звонил Шухову, писал смски. С кем вести диалог? Нам никто не ответил.

 

Кто такой Григорий Фрейдин?

Беря какие-то активы, всегда опираешься на того, кто рядом. Кому ты доверяешь, в ком ты уверен. Не только как в человеке, в его порядочности, но ещё и в его знаниях, в его опыте. У Григория Яковлевича, несмотря на его молодость, за плечами Высшая школа экономики и Академия госслужбы при президенте Российской Федерации. 10 лет назад он работал в группе компании «Мост» — это крупнейшая компания. Ему на тот момент было 26 лет, и он уже на тот момент был заместителем начальника директора. Он начинал с простого помощника юриста и дошёл до заместителя генерального директора. Это серьёзный показатель.

Во-вторых, он с первого момента со мной в этой сделке. Мы с ним за эти 10 лет реализовали несколько очень хороших, крупных проектов. Он прекрасный специалист. За три года он настолько разобрался в металлургии, что, если вы посидите у нас на рабочем совещании, вы ещё удивитесь, кто из нас больший металлург.  

^{* Материал подготовлен на основе записи программы «Прямая речь», вышедшей в эфире телеканала «Хабаровск» 2 марта 2020 года.}